Верни им Небо,
Тоску по дому утоли,
Посеребри путь
Звёздной пылью…

- Смотри… - проговорил парень лет девятнадцати, указывая за спину хрупкой девушки кивком. Она обернулась. В её зрачках застыл ужас. Миллионное войско замерло внизу, под обрывом, и в глазах каждого светилась решимость: победить, или умереть.
- Они пойдут на штурм, Крылатая. Небесная Цитадель рухнет и погребёт их под собой. Ты этого хочешь, Крылатая? – в его голосе слышалась сдерживаемая сталь, и… надежда. Странная, кровавая надежда.
- Нет… - прошептала она – Этого не должно быть… - её плечи дрогнули – Но… у вас есть крылья… почему… зачем я вам нужна?..
- Посмотри. – лаконично проронил парень, и за его спиной возникли иссиня чёрные крылья. Оборванные, половины маховых перьев не было, сустав на сгибе кровил.
- Разве я могу летать? – вздох – И разве могут летать они?
- Я… - запнулась девушка. Парень промолчал, улыбнулся невесело, и протянул ей руку. На широкой ладони плясал тёмно-бордовый огонёк, капля крови. Девушка вздохнула, и ей тонкая белая рука потянулась на встречу. На холодных, молочно-белых пальцах дрожали золотисто-алые искры. Крылатая и Лишённый словно хотели пожать друг другу руки, но ладонь девушки зависла над его ладонью, и капли крови слились в единый, яростный огонёк. Небо раскололось криком. Ветер бесновался, путался в чёрном плаще юноши и в белых одеяниях девушки, гладил длинные волосы. Их крик подхватили миллионы голосов внизу, и двое рванулись к обрыву, каждый зажав в кулаке Огонь Крови. Они синхронно оттолкнулись от края, и… белые крылья девушки рассекли воздух, зашелестело чёрное оперенье восстанавливающихся крыл юноши. Они взмыли вверх, и их руки вновь чуть-чуть не сошлись. А внизу…
…внизу оживали Падшие… Лишённые отбрасывали наложенную на них маску, сбивали цепи… и…
…взлетали. Вскоре, вокруг двоих, парящих в воздухе, кружило крылатое войско, словно воронкой поднимаясь с самой земли, и уходя далеко, далеко в небо…
А в ветер вплеталось серебро. Серебро слёз. Крылатая плакала. Она искупала Грехи. Она должна умереть… и... она умрёт…
С тем, кто держал Боль вместе с ней… Он улыбался. Он видел возвращение своего народа. И он не боялся…
- Не бойся, Вайт… не бойся… я с тобой… - проговорил он, улыбаясь. Её широкие одежды вились по ветру.
- Мой Ангел… - прошептал он, прежде чем небо разлетелось под напором Возрождённых, и два силуэта: чёрный и белый, устремились к земле. Ветер тщетно пытался подхватить их под крылья, но нет, нет, нет… паденья не остановить, только перья танцуют между собой… белые, и чёрные… и две искорёженные крылатые фигуры на земле, сомкнувшие руки в последний момент… Крылатая, ставшая Святой, и Лишённый, всё же Возродившийся…

Верни им Небо
Хозяин Света и Любви
В знак Прощенья
Дай вновь Крылья им! (c) Catharsis

Отредактировано Нэнси Смит (2008-01-12 01:09:52)

Глазами волков (Осенняя охота на оборотней)

Сегодня волчья песнь
Взовьётся выше облаков,
Сегодня стая чует смерть,
И бережёт своих сынов.

Сегодня тропы для волчат
Игрой не будут, а спасеньем.
А в небе вороны кричат,
В кровавом, чёрном упоенье.

Сегодня пуля просвестит
Над головою серых братьев.
В груди стальной душа горит,
Сменяет лес на осень платье.

Сегодня с багрянцем листов
Сравнится кровь на серебре.
Последний яростный бросок,
И нож стальной в седом вожде.

Волчата больше не играют,
Отцы уходят навсегда.
Туда, где стали не бывает,
И есть единый путь - туда.

Волчата молят родной лес,
Спасти их шкуры от охоты.
Чтоб всех людей попутал бес
И скинул в каменные гроты.

Волчата молят об одном
Чтоб только выжить и спастись.
А месть придёт... потом, потом!
Сейчас скорее в даль нестись!

Волчата помнят обо всём,
Ничьих потерь не забывая,
Когда земля сковалась льдом
Они убили... не прощая...

Бред больной Тобой души... (Посвящено ****) (Песня)

Я играю в монетку с Судьбой,
И смеюсь диким словом "страх".
Осталось чуть-чуть: и домой.
В дорогу, бегущую в снах...

Мне верный путь укажет луна
Жёлтым маревом высветив ложь.
Порвётся лишняя струна,
Пропустив по телу странную дрожь...

Я кричу, я смеюсь хрипотой,
Я танцую, оставляя кровью следы.
Я иду, я лечу, за тобой,
Бегу через сожённые мосты...

Всего лишь маленький шаг,
Всего лишь взмахом крыла,
Я пойму, где и когда
Ты вспомнишь меня...

Я танцую дорогой теней,
В веренице серых дней.
Мне хватает только слов
Что-бы уловить дыхание снов...

Мне хватает твоей улыбки
Без лжи, настоящей, своей.
Я прощаю твои все ошибки,
Улыбнувшись немного теплей.

Мне всёравно, что я не нужна,
Мне всё равно... я иду
За тобою по жизни одна,
И, поверь мне, никуда не сверну!

Блёстками звёзд рассыпится ночь
Золотом света опадая в карман.
Чуть заметишь - уношусь я прочь,
Улыбаясь, в небо на таран...

Я танцую... улыбаюсь... и смеюсь.
Мне всё равно, я же не сорвусь!
Ты и не поймёшь, что я рядом, я тут,
Но ты знаешь: я близко, когда не ждут...

Я не отдам комочек боли
Что засел у меня в груди.
У него есть чувства и воля...
Это своевольный комочек - ты...

В ночи звучит высокий звонкий голос,
Поющий бред больной тобой души.
Расцарапаю небо на множество пОлос
Откуда прольются лучи. Лети же, лети!

Я вечно рядом, вечно в далеке.
Я вижу в тебе того, кого не видят.
Мы можем вместе ходить по воде,
И чёрное с белым забудут обиды...

В очередной раз посвящено ****...

Мы с тобою... два разных полюса.
Две стихии, две силы, два времени.
Седина прокрадётся в волосы,
Мы останемся разного племени.

Мы с тобою разных мыслей и стай.
Мы с тобою разные: кошка и волк.
Если я в Аду, то тебе достаётся Рай.
И если я крик - то твой голос смолк.

Но мы с тобою вместе на вечность.
Причём далеко, далеко не одну.
Вместе играем Судьбою на Млечном,
Единым воем призываем луну...

Ведь такая странная кошка, как я
Может вдруг стать волчицей.
А волк проявит хитрость кота.
Вместе мечтою единой забыться...

Блики огня отражает зеркальный лёд.
Холод льда являет дерзкий огонь.
Мы плечом к плечу летим вперёд,
И попробуй нас только тронь!

Нас объединяют крылья и небо.
Для нас создан единый ветер.
Мы можем сделать жизнью небыль,
А можем наоборот: оставить пепел...

Танцы со временем (Просто зарисовка.)

Безумие... бе-зу-ми-е... смеюсь... танцую тонконогим журавлём. Дыхания не хватает, болят суставы и спина. Но не могу... не могу сопротивляться музыке... смеш-но... хочется упасть и умереть... умереть ещё в начале очередного движения в танце, и рассыпаться серебристым пеплом, а душа зависнет в воздухе золотой искрой, продолжая танцевать и звать к себе такие же души... и мириады огоньков: красных, чёрных, синих, фиолетовых - прилетят на этот сумасшедший зов свободы. Огоньков будет становится всё больше и больше, они заполонят комнату, и у каждой - свой свет, свой танец. Мы взметнёмся в небо, на несколько мгновений став одним целым, одним спущенным с цепи зверем, жаждущим свободы. Рвануться, разорвать невидимые путы, расколоть небо мириадами осколков боли и отчаянья, и взметнуться. Выше-выше... безумный вихрь цветных снежинок. Мракобесие и джаз. Смеш-но... Мы дышали пылью прошлого, что-бы она переполнила нас, и вернула назад. Назад, в будущее.
...в голове пульсирует странный ритм... просыпаюсь с тихим вскриком, и понимаю, что всё это - сон. Но он что-то значит. Поднимаюсь с кровати, и начинаю танцевать, танцевать, танцевать... тыц-тыц-тыц... забавно. Больно. Падаю в бессилье, лёгкие горят от сумасшедшего смеха. Лихорадка. Агония души. Сумасшедшая. Свистопляска видений и голосов, цвета и звуки смешиваются необъяснимым коктейлем, из-за которого перестаю понимать реальность. Я слышу цвета, и вижу музыку! Бред... я вижу кровь. Исцеляющие рваные раны. Смех. А слышу... слышу навязчивый ритм, звук струн... тыц-тыц-тыц... неизменное тыц-тыц... Улыбаюсь. Кто меня поймёт?
Тыц-тыц! Звук капель... кап-кап... капает кровь с моих пальцев на деревянный пол, а я почему-то это отчётливо слышу... кап-кап... отмеряют время. Кап... смеюсь, и облизываю ранку на руке. Вот и всё. Её нету. А ритм есть. Тыц-тыц. Начинаю пританцовывать. Опять. Улыбаюсь.
Первый оборот, второй. Вечное кружение танца, и сплетающиеся рунами над головой руки. Смех. Шаги. Со мной танцует Время. А я верчу им, как хочу. Тыц-тыц... пытается зацепить меня ладонью по лицу, что-бы я опомнилась, отпустила его. А я не хочу. Танцую. Прыжок - послушная тень скользит по стене, но отделяется, и Время начинает путать, кому преднозначена посщёчина - меня уже двое, а у Времени только один шанс исправится. Тыц-тыц... танцую двумя одинаковыми телами, играю со Временем, переходя из тела в тело. А теней нет. Ни-од-ной. Забавно...
Тыц-тыц...
...я просыпаюсь от очередной волны боли и агонии, просыпаюсь уже окончательно, хватая ртом внезапно ставший душным воздух. Лихорадка.
Тыц-тыц...

Попробуйте лишь представить...

Соль в груди. По-че-му мне не верят
Что я могу унять боль и понять?
Каждый в слёзном крике за потерю,
Не даёт мне и шанса унять...

По-че-му бьясь в конвульсиях боли,
Не своей, но чужой, я совсем,
Забываю, что значит олово-воля,
Вновь бросаясь в омут проблем.

По-че-му... всё бестолку слова
Что кричу я сквозь кровь на душе.
Мутью полнится моя голова,
Ухожу в дальний путь на луче.

По-че-му... остаюсь постоянно одна
Всё пытаясь хоть кому-то помочь.
Примет ночью меня круг-луна,
Как приблудную, глупую дочь...

По-че-му... я рискуя собой
Не могу доказать, что честна.
Всё играюсь в монетку с Судьбой,
Но вот тут вот вопрос: на черта?

По-че-му... так хочу я понять,
Того, кто замкнулся от всех.
Его тихую, жгучую боль унять,
Получая лишь только смех...

Пролог.

Дороги-тропы, сплетения путей с травами, множество птиц, и бабочки, крыльями рисующие радугу. Лес дышал светом и теплом земли, встречая силуэт шелестом листвы. А девушка только-только выступила из портала, но солнце тут же слилось бликами с рыжиной её волос. Одетая в болотно-зелёную кожу, она тут же исчезла в кущерях, как кошка…
Время давно перевалило за полдень, когда рыжеволосое создание появилось на утёсе, выйдя из леса. Она ждала, усевшись на самый край. Неподвижно, словно о чём-то задумавшись, глядя в небо из под болотно-зелёной шляпы с соколиным пёрышком. Небо постепенно наливалось сумерками, что ниспадали вместе с заходящим солнцем. И вот, когда солнце зашло, фигурка передвинулась на самый край утёса, свесившись вниз. Поставив ногу на выпирающий из земли корень, она стала осторожно карабкаться вниз…
И тут раздался смех, а в небесной мгле обрисовались летящие фигуры. Вьющиеся по ветру волосы, одежды, свободно летящие, как и появившиеся. Их было около десятка, и ничего хорошего это не сулило…
Рыжеволосая девушка нашарила в вертикальном спуске что-то твёрдое, не похожее на корень, рванула на себя. Распахнулся тайник, квадратная ниша, а рыжая чуть не рухнула вниз, вместе с осыпавшейся землёй. Всё же удержавшись, она вынула свёрток из тайника, и быстро перекинула себя через край обрыва, рванула к деревьям. С банши ей связываться не хотелось. Но только она скрылась в полосе деревьев, как пространство всколыхнулось яростной зеленоватой вспышкой, словно болотные огни. Девушка спотыкнулась о внезапно выступившую кочку, и покатилась под откос. Правую лодыжку жгло огнём, словно стальной раскалённый обруч сжимался, выкачивая силу. Она зашипела, словно кошка, и протиснулась между корней накренённого дуба, которого так и не смогла повалить непогода. Запах дерева, и, почему-то горелого волоса окутал сознание непроницаемым платком темноты…

Глава II.

Прошло два дня, как я гостила у Бабы Яги. Сдружились мы с ней – не разлей вода, она мне про травы чайные рассказывала, что и когда можно использовать, рассказала, что и как. А память моя возвращаться и не думала, уйдя в загул. Пару раз наведывался Игорь, пил чай, и рассказывал о делах в Змеином Клане. Он, оказывается, обращается в огромного полоза, откуда и прозвище! И является предводителем. Как я поняла, была середина лета, а осенью они, змеи-оборотни, уходят на юг, ибо зимой их магия ослабевает, «впадает в спячку».
И вот, утром третьего дня, после того, как я сбегала до колодца, находившегося за избушкой, Яга меня попросила.
- Алиска! Давай в город сходи, Радога называется. А то на меня там все собаки брехают, а детей так и норовят запугать... А мне настой один нужен, да для тех травок сейчас не время.
Ах да, к ней иногда из деревни, как Яга называла, «Из Залесья», люд приходил. Кому от зубной боли чего надо, у кого скотина заболела. В деревеньке Ягу любили, но в городе – похоже, нет.
Написав мне на бересте плохопроизносимое название, она подтвердила мои догадки:
- Город большой там. Да и далековато – на солнце полдня идти. Так что сейчас иди, а то по темноте тебя Леший пугать и путать вздумает. А в городе молчи, от кого ты – там сейчас колдовство пресекают, только если грамота есть позволяют работать. Меня не трогают, потому как никто и не видел, чтоб я портила что. Да и далековато до них, лениво им…
И, уже сходя с порога, я услышала тихие причитания:
- Ох, чует моё сердце, будет сегодня…
Тропка, казалось, живым зверем стелилась под ноги, деревья переговаривались между собой шелестом, ветер игрался с волосами, явно мечтая заполучить обрывок бересты с названием, которое я тщетно пыталась прочитать. Так и не выговорив написанное, я сунула берестянку в карман куртки, и, что-то насвистывая, зашагала по тропинке. Прямо на восход солнца. Ориентироваться было не сложно, и потому дошла я без приключений.
Пройдя мимо стражников на воротах, я буркнула «Из Залесья» и затерялась в лабиринте улиц и переулков. Та лавочка, что мне была нужна, оказалась на самой запруженной людьми улице. Заполучив пузырёк с непонятной жидкостью, я собиралась было в обратный путь, как меня внезапно куда-то потянуло. Город словно ожил, как та лесная тропинка, подхватил меня толпой и ветром, вывел на главную площадь.
Боги языческие!!! Да там собирались сжечь кого-то! Сложенные охапки дров вперемешку с соломой, чтоб горело и дымило лучше, масло…
А сжечь собирались русоволосую девушку с грустными серыми глазами. Худенькая, в простом сереньком платье, она стояла, прикрученная к столбу в центре.
Вдруг, в ладонях появилось тепло. Нет, настоящий жар. Что это?..
И когда запалили дрова, я сделала совсем уж невозможную вещь. А именно – рванулась прямо в весело занявшийся костёр. И он меня не тронул. Уже всё тело было окутано этим жаром, но он не был болезненным. Что-то родное, до ужаса родное. Каким-то нереальным образом сшибив с русоволосой цепь, я рванула девушку за собой. Толпа ахнула, и это дало нам фору: мы рванулись в свободную арку. Придётся сделать крюк вокруг города. Бешеная гонка только начиналась, но почему-то это казалось знакомым, опять-таки почти родным…
Преодолев вторые ворота, мы бросились в лес перепуганными лисицами. Но, похоже, толпа на нас обиделась, потому что я чувствовала спиной: за нами идут. Мне показалось, что избушки Бабы Яги мы достигли довольно скоро. А народ вошёл во вкус, хотя и приотстал. Но оставлять нас явно не собирался.
Перевалившись через порог, я выпалила:
- Бабуль, а к нам тут гости…
- Много? – лаконично поинтересовалась Яга, вскользь глянув на пришедшую со мной.
- Ага, – выдохнула я.
- Ну вот, я же говорил, что её одну отпускать не следует… – отозвался Полоз, сидящий в углу комнаты и до нашего прихода пивший чай. Сейчас же он поднялся, прислушался, и продолжил – Эта ж демонка умеет приключения себе находить бедовые…
Он закатал рукава, но Баба Яга покачала головой.
- Сиди, соколик. Не надо людей душить, хуже будет, – она достала из-за печки… помело. Стукнув черенком по дощатому полу, словно посохом, она пропела:
- Избушка-избушка, стряхни землю, да встань на ноги!
Всё покачнулось, и не у меня перед глазами, потому как русая стукнулась об стену, а я чуть не сшибла с ног Игоря. Полоз, сумевший удержаться на ногах, одной рукой схватил меня за плечо, второй – подхватив русоволосую.
Яга же продолжала творить чудеса:
- Избушка-избушка, ногами быстро перебирай, отседова подальше беги, аки лисица дикая хитри, пока толпа нас не потеряет!
Тряхнуло пару раз – похоже, избушка разминала куриные ножки. А потом понеслось. Вернее, избушка понеслась – пейзаж мелькал за окном, ветки шаркали по крыше. Я уцепилась за край стола, Игорь держал обалдевшую русую.
Тряска продолжилась около получаса, но до темноты нас ловить не стали – всё-таки лес. Полоз явно хотел высказаться в мой адрес, но Баба Яга, как обычно, проговорила:
- Идите спать. Утро вечера мудренее, – и, выпроводив Полоза, отвела русую, которую звали Искра, в свободные покои. Я, как обычно, пристроилась на печке, вместе с хозяйским чёрным котом. Бабуля ещё что-то копошилась, шептала, как мне показалось – гадала. И вот под эти уютные шебуршания я крепко уснула, даже не заметив, что избушка осторожно и неспешно двигается к месту своего обитания, где остался колодец…

Глава III.

Проснулась я почему-то поздно: уж солнце за полдень перешло. Выйдя из избушки босиком, я сразу же увидела сидящую на траве Искру с книжкой. Она подняла взгляд, я улыбнулась в ответ.
- Доброе… э… утро, – проговорила я, усаживаясь на порожек, и блаженно подставляя лицо солнечным лучам. Рядом тут же появился чёрный кот, которого Яга, как бы то смешно не было, звала Баюн.
- Какое уж утро? Вон, солнце высоко уже… – тоже улыбнулась Искра, закрывая книгу на ленточке-закладке. Наверное, у Бабы Яги и библиотека своя есть…
- А бабуля где? – я наконец-то поняла, что Яги нигде не вижу.
- В деревню пошла… – ответила русая.
- Слушай… – начала я слегка неуверенно – А из-за чего тебя вчера сжечь пытались?
Искра вздрогнула, вздохнула, и отвела взгляд. Так и думала, что не надо было спрашивать…
- Да ведьма я… – всё же пролепетала она – И убийца к тому же…
Я поперхнулась малиной, ковшик которой прихватила с собой со стола. Она?! Эта кроткая девушка с такими грустными глазами?! Ладно, предположим, ведьмой она ещё может быть, хотя если вспомнить, что ведьмой называли меня и сопоставить…
…так... Откуда это? Я точно помню, что меня тоже называли ведьмой. Но не здесь. Но где? И кто? И при каких обстоятельствах? Хе… если такое и было, то удачливая я ведьма, раз ещё жива…
Да… Искра ведьмой могла быть, с натяжкой и множеством оговорок… но убийцей?
Заметив мою реакцию, русоволосая заговорила быстро-быстро.
- Да, я ведьма. Одно время водилась ещё с несколькими, но потом произошла страшная вещь. Одна из тех, с кем я водилась, влюбилась в моего брата. А только он у меня и был, сиротки мы с ним. Но сердцу не прикажешь: не любил он ту ведьму, о чём и сказал ей сразу. И та… та его и убила. Выглядело так, будто у него в грозу сердце от испуга отказало, и ведь, люди глупые, поверили. А я знала. Знала. И в злости своей все границы перешла, на ту наткнувшись на улице, средь бела дня… убила. Просто взяла, и сердце сжала, криком только, ненависти полным... После чего на меня люди глупые ещё и смерть брата навесили, и что у соседей младенец умер…
Искра вся сконфузилась, осунулась, казалось, постарела…
Да… в тихом омуте черти водятся... Но мне её стало безгранично жалко. Одна одинёшенька, убийцей, ставшая… это я, оторва рыжая, уже не стыда не совести. И откуда это всплыло? Эх, вот вспомнить бы всё…
- Слушай, а ты память вернуть можешь? – внезапно вспомнила я слова Яги. Что ведьмы память вернуть могут.
- Могу… но это у богов силы-помощи просить надо… а убийце они могут и не помочь… – она растеряно посмотрела на разомлевшего, на солнце кота.
- Идём. Помогут, моё слово, – поднялась я на ноги. У меня в голове сложился план, как сразу двух тетеревов одной стрелой подстрелить…
Искра сбегала в избушку, отнесла книгу, а я даже заходить не стала, только остатки малины доела, и к колодцу попить сбегала. Что мне, лес вокруг, босиком пойду…
Русая подруга вела меня путями, где нет тропинок и дорог. Идти пришлось долго, только через несколько часов мы достигли огромной скалы, из которой бил ручей. Похоже, из-под земли.  Мы шли чуть левее него – но справа доносилось весёлое журчание. И уже от скалы скоро мы дошли до звонкоголосой реки, в которую вливался наш проводник-ручей. Но вот что странно: по самой серёдке речной виднелась небольшая каменистая площадка, сложенная из квадратных плиток. К ней вели небольшие камешки, выпирающие из-под воды, словно наросты на спине Горыныча.
- Идём! – воскликнула Искра, юрким лесным зверьком пробежавшись по камешкам, и остановившись на площадке. Я последовала за ней, чудом не свалившись в реку, и даже не потеряв равновесия. Казалось, будто тело само чувствует, как и куда ступить. И откуда у меня эти навыки? Уму непостижимо… 
- Стой рядом… а я попробую попросить… воззвать… – сбивчиво проговорила русая, и внезапно… запела.
- Даждьбог, Перун, Стрибог!
За солнцем, через порог,
По камням водоворот,
За ветром лепесток.
Мы летели и бежали,
Помощи вашей ждали! – её голос звенел, как река по камням, играя переливами, словно бликами по воде, словно ветер листвой...  А, может, ей так отвечали?
Неа. Ответ был куда явственнее. Мне показалось, что это солнце ярко полыхнуло в воде, на мгновение, затмив зрение. Но когда я вновь смогла видеть, то не смогла сдержать неопределённого смысла, но явно вопросительного, возгласа. Перед нами стояли трое. Тот, что был в центре – был молодым мужчиной с золотистыми волосами. Свет ореолом отражался от небывалой яркости прядей, а глаза были цвета летнего неба. Слева от него стоял ещё не старик, но близко к этому. Он обладал длинной серебристой бородой, и почему-то золотыми усами, в отличие от златовласого, был он кряжист, но также высок.  А третий, стоящий справа, был тоже высок, жилист, и черноволос. Глаза казались отражением водной глубины. Переносицу пересекал шрам.
Даждьбог, Перун, Стрибог…
Пришли.
- Ты ведь знаешь, что твоя душа не искуплена… и что ты не сможешь использовать нашу силу… – заговорил, как мне показалось, Даждьбог – златовласый мужчина.
- Но я… – начала Искра сходящим на шепот голос, но я её перебила.
- На себя смерть беру. На себя, – я подняла глаза, встретившись взглядом с Даждьбогом.  Внезапно, он улыбнулся.
- Ты уверена, Алиса? – вдруг спросил кряжистый. Перун. Меня не удивило, что они знают моё имя. По край не мере здешнее.
- Мне и не страшно уже. Откуда помню – уж не знаю, – я пожала плечами, щурясь.
- Ну что ж… – Даждьбог почему-то переглянулся с молчащим Стрибогом. Тот кивнул. Златовласый сделал шаг вперёд, и водрузил на голову Искре венок из синих полевых цветов, что странно переливались на солнце. Искра подняла взгляд на меня, протянула руку, коснулась лба… и моё сознание тут же наводнилось множеством образов, картины, лица, слова и чувства. Воспоминания. Всё это ворвалось резко и неожиданно, вдарило по нервам и накрыло темнотой…
Очнулась я под вечер, когда солнце медленно и величественно опускалось за горизонт, приглушая золотисто-жёлтый свет до бордового, с оранжеватым оттенком, и окрашивая полог листьев словно шторы в спальне мира. Всё та же площадочка в центре реки, под головой – чья-то куртка. Но «чья-то» тут же отпало, стоило мне сесть и оглядеться. У одного края, ближе к камушкам, по которым мы сюда прошли, сидела Искра, и, кажется, разглядывала себя в отражении воды. Сидела она ко мне спиной, но я заметила – на волосах у неё был всё тот же венок, подарок Даждьбога. Но вот с другой стороны сидел черноволосый, судя по всему, именно на его свёрнутой куртке я и пролежала полдня. Стрибог. Почуяв мой взгляд, он тут же обернулся, глянув в глаза.
- Всё вспомнила? – улыбнулся он.
- Ага… – а я ведь, в самом деле, всё вспомнила. И кто я, и что со мной до этого происходило, и ещё тысячи миллиардов личных мелочей… Стрибог улыбнулся радужнее.
- А ты великодушна. Не каждый  возьмет на себя чужой грех. В особенности убийство…
Я мельком оглянулась на Искру – но та, казалось, нас не слушала, продолжая рисовать узоры по воде, что тут же исчезали в неустанном потоке.
- Я – не каждая, – тоже улыбнулась я, убирая прядь волос за острые уши. Властитель Ветров усмехнулся.
- Таких, как ты, у нас называют Вечными Сёстрами. Да и не только у нас. Не хочешь присоединиться к нашему пантеону богов?
Я аж поперхнулась. Однако…
- Прости, Стрибог. Но нет. Я знаю, что ты имеешь в виду. И кое-где уже называюсь Вечной Сестрой. Но под другим названием и именем… – проговорила я, виновато глядя на Стрибога. Но тот только лучезарнее улыбнулся.
- Я знал, что ты так ответишь, Алиса… – он поднялся на ноги, подобрал свою куртку – Но знай, что у нас ты всегда найдёшь помощь. А если захочешь присоединиться – мы будем рады, Вечная Сестра. А, и насчёт имени…  – улыбка стала лукавой – Зовись здесь Алисой. Твоё нездешнее имя слишком чудно для этого мира. Даже не так, – его глаза сверкнули ехидством – Я нарекаю тебя Алисой. Именем Ветра, властью Воздух, – и в самом деле: поднялся, закружился, затанцевал вокруг ветер, словно подтверждая его слова – А я пойду уже. Сейчас за вами Полоз явится, переполошенный, как чёрт из табакерки.
Миг, порыв ураганного, но тёплого ветра – и Стрибога не стало. Я тихо хихикнула – сдуло, бедного.
- И что вы тут забыли? – раздался знакомый баритон. Игорь стоял на берегу, скрестив руки, и мрачно переводя взгляд с Искры на меня и обратно. Я подавила внезапно напавший на меня хохот, и поднялась на ноги.
- Ничего не забыли, наоборот – мы всё вспомнили! – позитивно заявила я, прыгая по камешкам к берегу.
- Алиса! – нагнал меня звонкий голос Искры. Наше трио замерло на берегу, и русая и Полоз смотрели на меня. Полоз – мрачно-вопросительно, Искра – восторженно-благодарно.
- Спасибо тебе, – тихо проговорила она, робко улыбнувшись. Я улыбнулась в ответ.
- Это тебе спасибо, подруга.
- Да что тут вообще твориться? Искра… – кажется, до Игоря всё-таки дошло – Ты… ты вернула ей память?
- Именно! – ответила я за подругу – Но все расспросы потом, а сейчас идём к Яге. Да у меня, на ночь, глядя, дело  есть… – я не стала говорить, что утром меня здесь уже не будет. Я и так опоздала, хотя Книгу Банши должна была сдать позавчера. Полоз с подозрением покосился на меня, но ничего спрашивать не стал.
Вернулись мы в избушку, когда солнце скрылось за горизонтом. Баба Яга ждала нас на пороге, и когда мы вышли из-за деревьев, улыбаясь, запричитала:
- Так я и знала, что сегодня к богам просится, пойдёте… что, сегодня празднуем? – она хитро сощурилась, но прекрасно зная ответ, скрылась в избушке, уютно зазвенев тарелками, сноровисто сами собой слетающими на стол. Я потянула носом – нее, бабуля меня закормит. Ввалившись нашей честной компанией, мы все расселись кто куда. Мне, по обыкновению, досталась табуретка рядом с Ягой, по правую от меня сторону сидел домовой – мохнатый и пушистый, напоминающий кота и медвежонка одновременно, мне по пояс. Стол был накрыт на ура! Всё, что там было, я перечислять и вспоминать просто опасаюсь – ещё язык проглочу…
Но бабуля меня удивила ещё больше, когда по окончанию праздника вывела меня в сени. Полоз, ленивый он змей, никуда сегодня не пошёл, а пристроился на лавке, а Искра улетела к себе в покои. Яга протянула мне мою куртку, которую я оставила на печи, ведь ночью я собиралась сбежать за Книгой, а потом – и рвануть домой. И всё это по-тихому. Не тут-то было – бабуля обо всём догадалась. Пока я зашнуровывала сапоги, которые после «похода за памятью» так и не одела, она говорила:
- Знаю я, что дела у тебя. Но как же я тебя просто так и отпущу,  без подарочков памятных? – при этих словах я издала неясное междометье: мне-то дарить нечего – Так вот, держи, – Яга протянула мне деревянный гребень, из светлого дерева, без украшений, кроме маленького рисуночка-листочка.
- Думаю, сама догадаешься, для чего гребень этот…
Я улыбнулась.
- Уже догадалась.
- Ну, тогда, в полёт!
Откуда она знает, что у меня есть крылья?! Но вопрос тут же отпал, когда мы вышли во двор. А там нас ждал… Змей Горыныч! Всеми тремя головами от кончиков носов до нароста на хвосте!  Веселин хряпнулся мне сразу подбородком на плечо, у меня аж колени подкосились.
- Улетать?! И без нас? Алииискааа… – прогрохотал Велимудр, за что тут же получил замечание от Яги.
- Тих ты! Спят же в доме!
Велимудр тут же смолк, виновато махнув одним на троих хвостом.
- Садись на спину, между крыльев. Нам до туда, где мы тебя подобрали, час лететь, не меньше, – проговорил Добромысл. Горыныч распластал крыло, как лестницу, по которой я легко залезла на спину, между крыльев, и довольно удобно устроилась.
- Пока, бабуль. Ещё приду как-нибудь! – махнула я рукой Бабе Яге. Она кивнула, хитро и лукаво блестя глазами, и я вспомнила кое-что.
- Искру обучай, она ж почти волхв!
- А я думала и не вспомнишь. – расплылась бабуля в улыбке – А ведь и не зря про тебя Стрибог отзывался так…
Подобрать отвисшую челюсть и спросить «как?», и «откуда ты знаешь?» я не успела – Горыныч взмахнул огромными крыльями, и с места взвился в воздух. Ветер хлестнул в лицо, выдув все мысли и вопросы. Хорошо, что не память. Я улыбнулась, и улеглась на спину, глядя в звёздное небо. В принципе, какая разница, откуда Яга прознала обо всём? На то она и Баба Яга…
Внезапно, мне вспомнилась песня, вернее, несколько строчек из этой песни. Я уселась, оглядела тёмную даль. Светила полная луна, а звёзды рисовали созвездия сказочных существ. И звёзды словно отозвались на мой голос, звоном прорвавший ветер и ночь:
- Прощай, Перун, помяни лихо,
Прости, Стрибог, такова доля,
Пройдет, пройдет, Даждьбог, пролетит мукой;
Жесток мой бог - конь коней, конь Солнце.
Пройдет, пройдет, Даждьбог, пролетит мукой;
Жесток мой бог - конь коней, конь Солнце!

Кошка-Хранитель...

Серебрятся снежинки в шерсти
Огненно-рыжей, на белом снегу.
Тихо мурлычу. Интриги плести
Мне пора, иначе ведь не могу...

Бесшумно пройду по зимним карнизам,
Загляну к кое-кому в мёрзлое окно.
Улыбнусь по кошачьи, прищурю глаза.
И сквозь стекло, как будет темно...

Я свернусь тихонько на углу стола,
Посмотрю немного, как здесь живёт.
Но вот уходить, убегать мне уже пора,
За небесной птицей, прямо на восход.

А завтра будет день, светло-никчёмный,
А завтра будет вздох, немного печальный.
Но что это «завтра» моей душе неуёмной?
Наконец-то… уходящий свет – прощальный…

Как настанет ночь, я расправлю крылья,
Мурлыкну звёздам дальним «тише говорите»,
Заменю на мечту стальные оковы были...
И приду к тебе... твоя Кошка-Хранитель.

Когда настаёт ночь... я тихо прихожу к тебе. Маленькой чёрной кошкой с глазами синего неба. А ты ещё долго-долго сидишь перед экраном компьютера, не замечая внимательных глаз из темноты углов. О чём-то думаешь, о чём-то мечтаешь, что-то расчитываешь. Изматываешь себя. Надеешься ли? Ждёшь ли чего? Наверное, уже нет. Потому я здесь. Просто ты меня не видишь. Ты не один...
...когда уже нечего делать, ночь становится непроглядной и тихо догорает искра сигареты до самого фильтра, когда в голову лезут дурь и муть, заволакивающие сознание как табачный дым, я осторожно, невесомо потрусь об ноги искрящейся звёздочками чёрной шерстью.
Чуть позже запрыгну на кровать, улягусь в изголовье сгустком летней темноты, баюкая уютным мурчанием и принеся на усах капельки весеннего дождя. Весёлого, беззаботного, звонкого. Успокаивающего. Я принесу на хвосте покой и радужные сны. Которые ты не вспомнишь. Чтобы не было больно. Потом.
А что потом? Только дрогнут веки в пробужденье, и меня уже нет. Только одеяло держит тепло чёрной шерсти. Но ты, как всегда, это упустишь...
А я улыбнусь. Незаметно, по кошачьи, блеснув глазами цвета летнего неба и свободного полёта.
А ведь ты даже не догадываешься, что переписываешься с чёрной кошкой, которая незаметно приходит поздно ночью к твоему изголовью...

В небесах угасают звёзды,
Осколками рвутся вниз.
Словно дикие, вольные грёзы
Готовы исполнить каприз...

В этом сиянии мертвенно-белом
Хочется просто быть.
Чтобы кровь на губах алела,
И чтобы просто себя забыть...

В этом мареве ясных дней
Хочется стать бледной луной.
Первой красавицей этих ночей,
И сбросить светлый конвой...

На небесах угасали звёзды...
Падали вниз, разбиваясь сталью.
Избегая солнечной-алой мзды,
Кем же мы, кем же мы стали?